– Осмотрите свои карманы, чтобы ни одного зернышка не было! – предупредила она.
Хаят пощупала карманы телогрейки, достала оттуда случайно попавшие штук восемь зернышек, бросила в кучу.
– Пошли, Закия! – сказала она. – Наверное, твои ребятишки заждались нас…
Вместе с подругой вышли из склада, и вскоре к ним присоединились еще несколько женщин.
Кладовщица сказала правду: у моста их встретила группа мужчин в шинелях. Они молча, профессионально стали обыскивать колхозниц.
Фатима спокойно подошла к одному из них и язвительно спросила:
– Как думаешь, обыскивать женщин труднее, чем воевать на фронте?
Он угрюмо посмотрел на нее и прохрипел:
– Договоришься у меня! Где сегодня работала?
– На складе, зерно перебирала, – устало ответила она.
– И с собой, конечно, прихватила…
– Откуда? Мы не воруем, – смело отчеканила Хаят, глядя ему в лицо.
– Сейчас проверим, – сказал тот и заставил ее снять валенки. Прошелся по голеням и засунул руку в карман фуфайки.
– А это что? Говоришь, не воруешь?.. – победно воскликнул он, вытаскивая расшитый платочек с завернутой в него горстью зерна.
Хаят от неожиданности потеряла дар речи.
– Чего молчишь? – с нескрываемой издевкой энкавэдэшник посмотрел на девушку. – Ишь, какая честная! А вот и попалась…
– Это не мой платочек! – отчаянно закричала Хаят. – Товарищи, клянусь, у меня нет такого платочка…
– Чей же он тогда? – допытывался подошедший офицер. Он развернул платочек, осмотрел содержимое и многозначительно усмехнулся. – Да, подруга, лет на пять потянет, может, и больше… лет, эдак на десять. А ведь такая смелая и честная казалась...
Хаят с ужасом уставилась на платочек и никак не могла понять, откуда он, кому принадлежит… Она, как затравленный зверек, попыталась найти поддержку у своих односельчанок.
– Девочки, скажите, что это не мой платочек!
Но женщины молчали, опустив взоры в землю. Только Закия на секунду подняла глаза, взглянула на Хаят и поспешно втянула голову в плечи. Этого было достаточно. Хаят вспомнила этот злополучный платочек. Его вышивала Закия, чтобы отправить мужу на фронт, но так как от него не было вестей, она решила сохранить подарок до его возвращения.
– Закия, скажи им, что это не мой платочек, – умоляла Хаят. — Скажи...
Потом подбежала к ней и силой притянула ее к себе. Женщины застыли как вкопанные и минуту смотрели друг на друга, не отрывая глаз. То, что Хаят увидела в глазах подруги, повергло ее в шок. После чего она повернулась к проверяющим и обреченным голосом промолвила:
– Что ж, забирайте меня. Это мой платочек, я завернула туда зерно…
Суд был скорым. Уже через неделю ее посадили в теплушку и отправили на девять лет валить лес.
Вернулась Хаят-апай в свою родную Байгужу в пятьдесят третьем – через восемь лет по амнистии, после смерти Сталина. И мать, и отец, пока она была в лагерях, умерли. По приезду в ее старый дом потянулись люди. Вскоре пришла и Закия. Она упала перед ней на колени и зарыдала:
– Прости меня, Хаят, ради детей моих, прости, – сквозь слезы выдавила она, протягивая к ней руки. – Это я подсунула тебе платочек… Испугалась… Хотела детям кашу сварить… Не поверила… Думала, не будут обыскивать… Прости меня, прости, если можешь…
Хаят не проронила ни слова. Соседки подняли Закию и почти волоком вынесли за порог. Даже с улицы был слышен ее надрывающийся плач:
– Хаят, подружка, прости же ты меня… Подвела я тебя-а-а… Ведь ради детей я горсточку утаила-а-а…

Художник: Ильмир Салимгареев